Иоанна Хмелевская - ТТ, или Трудный труп [Покойник в прямом эфире]

— Так сегодня признаешься.

— Сегодня, насколько я понимаю, она пребывает в такой эйфории, что согласится с чем угодно. А все из-за твоего соуса…

И подумать только, ведь соусы я готовлю раз в сто лет!

Вот новая проблема! Так, надо постараться успокоиться, ведь раз все они вздрючены и в эйфориях, должен же хоть кто-то сохранить способность соображать и решать, что делать. Разумеется, делать ничего не следует, но все же стоит. Нет, не стоит, все равно не получится, да и зачем? Ох, спокойно, спокойно, можешь ничего не делать, но хоть мысли приведи в порядок, учитывая предстоящие деловые переговоры, хоть грамматику бы упорядочить, не то грозит полная компрометация перед собственным литературным агентом. Да и с чего я так разнервничалась? Beдь не собираюсь же устраивать приёма, тем более что селёдка давно кончилась. Подумаешь, шампанское! К нему вполне хватит плавленого сырка и крекеров. Вот и готова закуска.

Мысли перебил Бартек, успевший переключиться с сосисочного соуса на взаимоотношения с любимой женщиной. Он неожиданно злым голосом попросил:

— Слушай, ты бы не могла как-нибудь объяснить Марте, что я её очень люблю? Сдаётся мне, моим словам она не верит, хотя я твержу об этом с утра до ночи. Комплексы у неё, что ли, какие?

— Не столько комплексы, сколько характер. Вот я её прекрасно понимаю. Ведь человеку хотелось бы… Что смотришь? Ну ладно, пусть не человеку, пусть женщине… Но ведь женщина тоже человек, хотя шкафа и не поднимет…

— При чем здесь шкаф? — опешил Бартек.

Так и знала — им не понять… Все надо растолковывать. Пришлось пояснять:

— Господи, какая же пошла тёмная молодёжь, чему её только учат? Был ещё такой довоенный анекдот: придёт человек и принесёт шкаф. И что, у тебя сомнения, женщина придёт или мужчина?

Надо отдать Бартеку справедливость — идиотское выражение довольно скоро исчезло с его лица, и парень признал мою правоту. И в самом деле, женщина со шкафом никак не совмещалась. Во всяком случае, когда речь шла о том, чтобы его нести. Содержимое — другое дело.

А я продолжала растолковывать этому недотёпе:

— Ладно, будем говорить не о человеке вообще, а просто о женщине. Так вот, ей бы тоже хотелось сохранить то, что ей дорого. Собственные взгляды, любимую работу, свои планы, задумки, свои вкусы и пристрастия. Короче — сохранить свой характер, не ломая себя ради любимого человека. Любить избранника и при этом оставаться собой. Не все женщины таковы, а вот Марта как раз такая. Если тебя это устраивает и ты считаешь, что я могу помочь, то с удовольствием подключусь. Думаю, она панически боится, как бы ты не стал переделывать её по своему вкусу.

— Как Доминик?

— Доминика выбрось из головы. Каждый может совершить ошибку в жизни, наверняка и с тобой случалось. Доминик — пройденный этап, он не в счёт, однако мне кажется, именно он заставил её бояться того, что любой мужчина начнёт требовать от неё отказа от себя самой и полного подчинения ему. Это я сама придумала, возможно, она и не догадывается об этом, а я догадалась, потому что такая уж я гениальная. А если серьёзно — располагаю жизненным опытом и могу смотреть со стороны. И честно тебе скажу, не всякая женщина снесёт такое.

— Да я же вовсе не против её увлечений! — горячо заговорил Бартек. — Хоть и считаю их блажью, но совсем не возражаю, пусть себе играет в казино. И на бега ходит. Её дело. Я тоже иногда не против поиграть в покер или бридж. Но посуди сама: с одной стороны у неё работа, с другой — азарт. А мне иногда бы хотелось быть для неё самым важным. Не скажу — всегда, но хоть иногда-то! Как думаешь, такое возможно?

Уж я-то знала — очень даже возможно. Вспомнила себя в возрасте Марты, вспомнила безумно любимого мужчину. Вот даже и сейчас, как только вспомнила, аж мороз пошёл по коже. Ах, каких потрясающих дерби я из-за него лишилась…

— Ещё как возможно! — твёрдо заявила я, находя, однако, излишним знакомить Бартека с генезисом такой уверенности. — Она любит тебя. По-настоящему. И в то же время сомневается. И тоже на полном серьёзе. Знаешь, бывают такие обстоятельства… такие моменты… когда нужно и уступить, понять любимого, и тогда он станет ещё сильнее тебя любить.

— Так я же совсем не уверен, что она меня любит.

— Ну и дурак! — раздражённо заорала я. — Она хочет, чтобы у вас были дети! Это до тебя доходит?

Бартек вздрогнул от моего крика и задал глупый вопрос:

— И много?

— Чего много?

— Ну, детей же…

Теперь и он меня ошарашил. Уж не переборщила ли я со своей агитацией? В конце концов, Марта не уполномочила меня передавать такие вещи Бартеку, мало ли о чем мы с ней между собой говорили. Это совсем другое дело. Надо соблюдать меру. И я осторожно ответила:

— Полагаю, как минимум двое. И если ты проболтаешься Марте, что я тебе об этом сказала, мне придётся убить тебя. Да и её тоже, не хочу оставлять свидетелей моей нелояльности. И как ты понимаешь, меня до конца жизни будут мучить угрызения совести.

Бартек молчал, переваривая мои откровения. Потом все же поинтересовался:

— Так ты уверена?

— В чем?

— Да в детях же!

— Уверена, а что? Ты не любишь детей?

— Да нет, люблю. Очень люблю, но как-то не думал об этом. Иоанна, мне бы хотелось, чтобы ты знала — ты мне очень помогла.

Загудел домофон, и этим закончился наш откровенный разговор.

Явился мой литагент. Я встретила его сообщением, что у нас мало времени. С минуты на минуту соберётся народ и начнётся столпотворение. Литагент же расцвёл при виде Бартека и заявил, что главное для нас сегодня — именно с ним оформить авторские права на рисунки. Поскольку я в этом ничего не понимаю, безропотно согласилась, и в результате черновик к договору мы составили ещё до того, как опять кто-то задомофонил.

Мартуся бросилась мне на шею, как только я распахнула дверь.

— Все! Немедленно садись за сценарий! Нам подписали смету! Ящера Збиня черти утащили-таки с концами! Он звонил откуда-то и заявил о своей отставке. Принято! Подписано! Работаем! Где твоё шампанское?

Мой литагент работать всегда готов. Поскольку я ни во что не вмешивалась, договоры были составлены с рекордной скоростью. Затем одному из сопровождавших Марту сотрудников, не менее двух метров ростом, я велела достать из шкафчика бокалы для шампанского. Мне для этого приходилось всегда вставать на табурет. Бутылку я сунула Бартеку в руки. Подумав, сразу сунула и вторую. И понемногу мне все становилось до лампочки, ведь теперь предстояло думать лишь о сценарии, игнорируя сопутствующие обстоятельства.

Никто не поверит, что в Польше можно напоить допьяна семерых тремя бутылками шампанского. Мы оставались трезвыми как свиньи и в то же время сумели адекватно включиться в Мартусину эйфорию. Ещё бы, появились реальные шансы осуществить наконец давно задуманные планы, приступить к съёмкам трех первых серий. Вспомнив об этих сериях, взглянула на Бартека, и он показался мне каким-то бледненьким. Может, потому, что эти первые серии были нами давно написаны и требовалось немедленно начинать постановочные работы. Наверняка теперь у Марты высвободится много времени для казино…

— Слушай, что происходит? — нервно спросила Марта, позвонив на следующий день. — Никак не могу понять Бартека, ничего толком не говорит, твердит лишь о какой-то срочной работе. Вроде бы ты знаешь. Объясни хоть ты, ради бога.

— Я и в самом деле все знаю, а кроме того, привожу в порядок одиннадцатую серию, так что тебе все равно надо ко мне приехать. Приезжай, все скажу.

— Сейчас у меня запись, освобожусь не раньше четырех.

— Так приезжай к четырём.

Марта прибыла пунктуально, а я ещё так и не решила, в какой форме сообщить ей о своей посреднической деятельности.

Скрыть кое-что из нашей беседы с Бартеком или, напротив, подчеркнуть некоторые места?.. И кто виноват, он или я? Из двух зол уж лучше я, ведь неизвестно, какой реакции можно ждать от Марты. А вдруг она на него разгневается? За что, за что? Да ни за что, ей могут не понравиться его сомнения и вообще обращение к третьему лицу.

Короче, у меня опустились руки и я испытывала угрызения совести, но решила держаться твёрдо.

— Свои банки поставь и вынь охлаждённые, — командовала я, стоя над присевшей у холодильника Мартой. — Холодное там, ниже.

— У меня тоже две банки холодного, а остальное затолкаю куда получится. Стаканы ты возьмёшь? Ну так в чем дело? Говори же!

Садясь за стол, я со вздохом пояснила:

— Дело в соусе.

— Каком соусе?!

— Хреновом сосисочном. Именно он стал причиной теперешнего конфликта. Скажем прямо, пустякового.

— Езус-Мария, Иоанна, матерь божья! Кто-то отравился?

— Нет, не отравился, но вред нанесён ощутимый.

— Кому же?

— Бартеку, кому же ещё? Соус капнул ему на брюки.

По Марте было видно, что она очень старается хоть что-то понять. Наконец, отставив стакан с недопитым пивом, она перевела тупой взгляд из пространства на меня и призналась: